Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая - Шульман Нелли (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Спасибо, — еще успела шепнуть Жанна. Дверь скрипнула, и Тео весело сказала: "Месье Корнель вернулся от аптекаря, а Марта просила передать, что обед уже готов. Профессор Бойер, я вас не отпущу без того, чтобы не покормить, а сама, — Тео поднесла к губам руку Жанны, — поем тут, с тобой".
Жанна полусидела на кружевных подушках, глотая бульон. "Я отменила все спектакли до конца недели, — Тео вытерла ей губы, — буду за тобой ухаживать, а Марта присмотрит за слугами. Элизу ее величество пригласила во дворец — составить компанию принцессе Марии-Терезе, так что Марта свободна".
— Вот сейчас, — велела себе Жанна, глядя на смуглые щеки, на заплетенные в косы, темные волосы. Тео была в домашнем платье, цвета слоновой кости, отделанном волной брюссельских кружев. "Те, что месье Корнель в сентябре привез, когда во Фландрию ездил, — поняла женщина. "Господи, как же ей это сказать, как?"
— Тео, — она вздохнула и пошевелила аккуратно перевязанной рукой. "Тео, милая, ты меня будешь ругать…"
— Да за что? — ласково спросила та. "Каждый может неосторожно ступить на мостовую. Эти кучера носятся по городу так же быстро, как и в деревне, давно пора ограничить скорость карет".
Жанна увидела ее обеспокоенные глаза и велела себе не плакать. "Это плохо для маленького, — напомнила себе Жанна. "Господи, дитя мое, сирота будет. Ничего, выращу его, пусть и одна".
— Тео, — ее голос задрожал, — Тео, я очень виновата перед тобой…, У меня будет ребенок, летом. Прости меня, прости! — Жанна все-таки разрыдалась. Тео, потянувшись, обняв ее, вдыхая запах фиалок, просто покачивала ее, шепча что-то нежное, гладя белокурые волосы, целуя ссадины на щеке.
— Что ты, — наконец, сказала женщина. "Что ты, любовь моя. Я все понимаю, милая". Она глубоко вздохнула и поцеловала руку Жанны: "Надо же ему, отцу, сказать…, Что с тобой все в порядке. Я сейчас пошлю Робера или Франсуа, с запиской, — Тео все не отрывала губ от ее руки, — ты только скажи — кому".
— Не надо, — Жанна, охнув, сползла ниже. Тео нежно подоткнула вокруг нее простыню. "Он меня бросил, Тео, — женщина открыла рот и, помолчав, справилась со слезами, — обещал на мне жениться и бросил".
Тео скинула домашние туфли. Устроившись рядом, она осторожно обняла Жанну: "Забудь, — шепнула она, — забудь, любовь моя…, Сами вырастим — и сына, и дочку, и даже двоих сразу, — она улыбнулась и потерлась носом о ее шею. "Все будет хорошо".
— Он ведь может сюда прийти, — похолодев, поняла Жанна. "Я не хочу его видеть, никогда, никогда…, Надо сказать Тео, чтобы больше его не приглашала".
— Тео, — она попыталась приподняться и та ахнула: "Не надо, лежи, лежи, пожалуйста!". "Тео, — повторила Жанна, — ты должна знать, кто это был". Она помолчала и глубоко выдохнула: "Месье Робеспьер".
Марта сидела у бюро, покачивая ногой, глядя на башни собора Парижской Богоматери. Тео ходила по кабинету, сжав руки, шурша подолом платья.
— Я откажу ему от дома, — наконец, раздув ноздри, проговорила Тео. "Робер и Франсуа и на порог его не пустят, этого мерзавца. Ноги его здесь не будет".
Марта все молчала. Потом, повернувшись, женщина вздохнула: "Этого мало, дорогая моя. Он знает, что Жанна ждет ребенка. Ты не сможешь этого скрыть, не сможешь сказать, что она выкинула — у нее скоро живот вырастет. Ты же не запрешь ее тут, до лета. Пойдут слухи, сама знаешь, — Марта сжала губы, — что такое Париж".
— Я могу отправить ее в деревню, — неуверенно сказала Тео, — до родов…, Да и потом, он выгнал Жанну, сказал — что это не его ребенок, так что бояться нечего.
Тео присела на кушетку у окна. Марта, глядя на смуглое, взволнованное лицо женщины, горько хмыкнула: "Месье Робеспьеру нельзя доверять, ни в чем. Нельзя рисковать".
Тео потянулась и вынула из фарфоровой вазы белую, как снег розу.
— Марта…, - она помолчала. Та увидела, как блестят глаза женщины.
— Я ведь больше всего на свете хочу, чтобы Жанна была счастлива. Она мне подарила двенадцать лет радости, но ведь я вижу, она страдает от того, что у нее нет своего дома. Нет мужа, нет детей…, Это еще летом началось, когда мы в Лондоне были. Я ведь не могу ей дать ни того, ни другого, — Тео поднялась. Марта, глядя на ее прямую спину, на гордо, высоко поднятую голову, задумчиво сказала:
— Если Жанна сейчас обвенчается, так будет лучше и для нее, и для ребенка, Тео. Тогда Робеспьер уже ничего не сделает, она будет защищена и маленький — тоже.
В кабинете повисло молчание. Тео, глядя на бронзовые часы на камине, вспомнила пахнущую розами и пудрой уборную театра на Друри-Лейн и прерывистый, смущенный голос Жанны: "Это ничего…, Так бывает, когда я с детьми вожусь. Это пройдет".
— Могу ли я? — спросила у себя Тео, выходя на балкон, присаживаясь в обитое бархатом кресло. Она посмотрела на медленно текущую мимо, вечернюю Сену, и тряхнула головой:
— Нет. Нельзя удерживать Жанну, Марта права. Нельзя так. Пусть будет счастлива. А я? У меня есть месье Корнель, есть Марта, Дэниел…, У меня есть друзья. Буду жить дальше.
Она почувствовала сзади запах хорошего табака. Марта стояла, прислонившись к двери, затягиваясь сигаркой. "Я поговорю с Жанной, — улыбаясь, сказала Тео. "Ты права".
Марта наклонилась, и обняла ее: "Тео, милая моя…Ты же знаешь, — я все для тебя сделаю, и месье Корнель…преданнее человека тебе не найти. Ты не одна, милая моя, не одна. Мы с тобой, и так будет всегда".
Тео кивнула. Женщины замолчали, прижавшись, друг к другу, глядя на солнце, что медленно опускалось на крыши Парижа.
В комнате пахло кедром, настенные часы красного дерева медленно пробили девять раз. Площадь Сен-Сюльпис была погружена во тьму, кое-где горели редкие, масляные фонари. На большом, дубовом столе лежала стопка тетрадей. Федор перевязал их бечевкой. Подсунув сверху записку, мужчина перечитал ее: "Передать месье Антуану Лавуазье, Академия Наук. Дорогой Антуан, это рукопись моей книги о разведке угольных месторождений. Я был бы очень тебе обязан, если бы она увидела свет. Моя коллекция минералов пусть отойдет Горной Школе. С остальными заметками разберись сам, они сложены в трех ящиках, в моем кабинете".
Федор бросил взгляд на стоящие вдоль стены ящики. Тяжело вздохнув, он окунул перо в чернильницу.
— Моя дорогая мадемуазель Бенджаман, — писал Федор. "Может случиться так, что мы больше не увидимся. Надеюсь, вы поймете, что я был обязан потребовать удовлетворения за оскорбление, нанесенное нашей общей родственнице, и вашей подруге. Дорогая мадемуазель Бенджаман, знайте, пожалуйста, что я был счастлив все эти годы, тем, что вы дарили меня своей привязанностью, и, что не было у вас более преданного товарища и слуги. Вы всегда останетесь для меня тем единственным, что оправдывает мое существование в этом мире. С искренней любовью и почтением, ваш, месье Корнель".
Он посыпал бумагу песком: "Питер, помню, говорил, где-то у них, в Норфолке, придумали особую бумагу — чернила промокать. Прототип, конечно, в массовое производство ее не запустили, а зря. Изобретатель бы обогатился".
— Так, — он закурил и долго смотрел на чистый лист. "Теперь последнее".
Федор стряхнул пепел и быстро написал: "Дорогой месье Робеспьер, жду вас завтра, на рассвете, в Булонском лесу, на лужайке за тиром. На ваш выбор — шпаги или пистолеты. Теодор Корнель".
Он подул на чернила: "Я дворянин, а он буржуа. Я имею право первым его вызвать. Так что все в порядке. Дуэли запрещены, конечно, но ведь все дерутся. Ничего страшного — он взглянул на саблю, что висела над камином. Сапфиры играли, переливались в свете свечей.
— Ее, я, конечно, туда не возьму, — смешливо сказал Федор, затягиваясь, — надо написать Марте, чтобы о ней позаботилась. А икону, — он вздохнул и, протянув руку, коснулся волос Богородицы, — как раз заберу, она там очень кстати придется.
